25 марта

Эта моя статья приурочена к 70-летию моего друга — Николая Владимировича Цзена. Полный текст я сегодня разместил на моей ленте в сети ВК. А здесь я решил опубликовать только начало этой статьи (см. ниже).

Было бы неправильно совсем-совсем проигнорировать мой канал на Дзене в данном случае. Хотя моя статья «Друг мой Колька» скорее сориентирована не на широкий круг читателей, но на коллег-психологов, которые немного знакомы с трудами Цзена, а больше всего — на немногих оставшихся еще в живых однокурсников наших.

Тут, если хотите, возникает какая-то символическая игра слов. Вспоминаю, как перед строем на военке майор Косинский проводил первую перекличку студентов-курсантов и каждый должен был отозваться из строя, крикнув «Я!».

Он назвал фамилию Коли с большим трудом «Ц…ц…зен…» и решил переспросить, проявляя свою «широчайшую эрудицию» перед строем студентов-головастиков из МГУ: «А почему не Дзен — почему не буква «Д»?». Коля к таким вопросам к этому времени уже давно привык и спокойно ответил: «Это китайская фамилия, товарищ майор. Отец — китаец. Переводят и так, и так. По паспорту — буква «Ц». Как в словах «цыган-на цыпочках-цыкнул-цыпленку-цыц»…»

«А… — ну тогда понятно…»- глубокомысленно ответил майор Косинский, который любил иногда говаривать нам — высоколобым — на плацу такие слова: «У Вас голова, задурманенная мозгом! Поэтому Вы и ходите строем не по-людски, а против Дарвина — той же рукой вперед, что и ногой…».

===================

«Друг мой Колька»- так назывался популярный и трогательный фильм про трудного подростка-старшеклассника, снятый в СССР в начале 60-х годов. Но я не об этом фильме.

Сегодня исполняется 70 лет со Дня рождения моего самого близкого друга студенческих лет Николая Цзена. Увы, Коли давно нет с нами (он ушел очень рано, ведь в 1983 году ему было только 29 лет). Но есть люди, которые оставляют такой след, что они как бы продолжают всегда жить с тобой в живой памяти — всю жизнь.

Сейчас, когда какая-то нечисть пытается натравить народы друг на друга (или даже так — еще сильней стравить), я хочу поделиться с Вами моим сугубо интернациональным опытом обучения и студенческой жизни в МГУ в 70-е годы. На нашем курсе учились студенты очень разных национальностей, и мы были так дружны, что никогда НЕ ЗАДУМЫВАЛИСЬ о том, что мы из каких-то … гм… «разных деревень». Тема национального происхождения, впрочем, иногда казалось забавной темой для шуток, но не более… И моя искренняя юношеская дружба с Колей была для меня ярким примером одной из многих таких историй из моей молодости. Ведь Коля сам о себе рассказывал так с долей своего фирменного цзеновского юмора; ведь у него юмор был всегда смешан с долей собственного удивленного отношения к жизни и к ее превратностям: «У меня отец — китаец, а мать — украинка, ну а я кто, получается? — Ну, наверное, русский, ведь я не знаю ни китайского языка, ни украинского…».

===================

Читайте продолжение статьи «Друг мой Колька» вот по этому адресу (хотя на «блоге Шмелева» я решил все это процитировать ниже):

https://vk.com/ags12?w=wall2100855_6921

Фото обложки — это обложка книги памяти Николая Цзена, подготовленной Юрием Пахомовым — соавтором и другом Коли еще со школьных лет.

P.S.

Сын Николая — Матвей Цзен — стал известным адвокатом, Закончил Московскую государственную юридическую академию. Специализируется на защите прав русских, пострадавших в межэтнических конфликтах. В Рунете легче найти его фотографии, чем фотографии его отца. Сказывается, что еще в 1970-80-е годы не было никакого Интернета вовсе.

Вот здесь можно подробней почитать про Матвея Цзена:

https://pycckuu-uhtepec.livejournal.com/670265.html?ysclid=lu6oehklgi643861100

Когда-то Матвея явно несправедливо «завалили» на вступительных экзаменах на юрфак МГУ. Но это отдельная история (она-то меня и подтолкнула во многом к созданию проекта «Телетестинг»). Главное, что Матвей смог реализовать свою мечту и стал юристом.

=================

Сегодня исполняется 70 лет со Дня рождения моего самого близкого друга студенческих лет Николая Цзена. Увы, Коли давно нет с нами (он ушел очень рано, ведь в 1983 году ему было только 29 лет). Но есть люди, которые оставляют такой след, что они как бы продолжают всегда жить с тобой в живой памяти — всю жизнь.

Сейчас, когда какая-то нечисть пытается натравить народы друг на друга (или даже так — еще сильней стравить), я хочу поделиться с Вами моим сугубо интернациональным опытом обучения и студенческой жизни в МГУ в 70-е годы. На нашем курсе учились студенты очень разных национальностей, и мы были так дружны, что никогда НЕ ЗАДУМЫВАЛИСЬ о том, что мы из каких-то … гм… «разных деревень». Тема национального происхождения, впрочем, иногда казалось забавной темой для шуток, но не более… И моя искренняя юношеская дружба с Колей была для меня ярким примером одной из многих таких историй из моей молодости. Ведь Коля сам о себе рассказывал так с долей своего фирменного цзеновского юмора; ведь у него юмор был всегда смешан с долей собственного удивленного отношения к жизни и к ее превратностям: «У меня отец — китаец, а мать — украинка, ну а я кто, получается? — Ну, наверное, русский, ведь я не знаю ни китайского языка, ни украинского…».

Мы подружились с Колькой после победного забега в эстафете 4 по 400 на первенстве первокурсников в МГУ. Я бежал на первом этапе (русский Шмелев), вторым за мной бежал Цзен (русско-украинский китаец), третьим бежал Агрис Галвановскис из Латвии (скромнейший парень, надо сказать), финишный этап бежал бегун-профи Валера Галузо (формально он тоже был из Латвии, но больше был похож внешне на какого-то «западенца» из Украины). Колька пробежал свой этап с такой отдачей, что на финише просто … упал и рассадил себя все колени о жесткий битум (!). Но он удержал наше лидерство в эстафете, которое мне удалось создать на первом этапе. Агрис тоже продержался, а нашу победу в забеге закрепил Валера. Я тогда пробежал свой круг с личным рекордом. Никогда я до этого не выбегал из одной минуты. Вот так нас — мальчишек по сути — стимулировала командная мотивация… Как сказал тогда удивленный наш физорг Борис Новиков: «Вот это да! Никогда мои психи раньше ничего в эстафете не могли выиграть. А ты — Шмелев — ни на какой бадминтон ходить больше не будешь, а будешь ходить на легкую атлетику». А я не слушал, потому что в этот момент нам было чем заняться — мы прыгали вчетвером, обнявшись…

А потом… Потом было много чего у нас сообща с Колей. Мы, например, пару лет играли в одном факультетском ансамбле «Альфа-ритм»: Цзен — на клавишных, я — на соло-гитаре, а пел и играл на ритм-гитаре у нас Виталик Азаров — парень опять-таки из Латвии. Мы даже завоевали в рамках этого ансамбля приз на смотре художественной самодеятельности в МГУ с песней от Раймонда Паулса: на эти деньги факультет купил нам настоящие инструменты и аппаратуру (до этого играли на самодельных).

Мы приезжали с первым метро на факультет и выходили вместе с Колей ранним утром (в 6.00 это было) … «на Днепр». Так называлась диких размеров (занимала целый зал своими ящиками) транзисторная допотопная ЭВМ на перфолентах. Вместе кодировали свои программы в автокодах на перфолентах… А почему таким ранним утром? — А не было для студентов никакого дневного машинного времени, такой популярной была эта ЭВМ тогда — управляющая электронно-диодным тахистоскопом (прибором для изучения микроструктуры восприятия и памяти). Первая мини-ЭВМ «Электроника 60» на микросхемах появилась на факультете только в 1976 году (кажется).

Моя первая публикация в жизни — это совместные с Цзеном тезисы, изданные в Ленинграде по результатам нашего эксперимента по вероятностному отражению. Мы вместе с ним (и с недавно ушедшим еще одним Колей — Николаем Щукиным) организовали первую на факультете «Зимнюю психологическую школу» и пригласили руководить ею Виталия Дубровского (я тогда стал председателем НСО и почуял, что у меня появились «огромные полномочия»). Я подгонял препов в эту школу (они не слишком хотели ехать ночевать с старое здание правления колхоза «Рассвет», где были холодные туалеты на улице зимой). Я доставал спальники и раскладушки в турбазе МГУ, а тем временем два Николая поехали в качестве квартирьеров с Виталием Дубровским — растапливать заброшенную кочегарку в подвале замерзшего и заброшенного деревянного здания правления (мы его называли покороче — «изба»).

Потом были и летние школы тоже — с заплывами «на пару» далеко в Черное море (Колька плавал лучше меня, как, впрочем, и штангу поднимал лучше, ибо ходил в секцию штанги), с тихими ночными спорами шепотом в палатках о системном подходе в психологии…Были и совместная велосипедная многодневная поездка из Москвы на Дон — в станицу Владимирскую, где у Цзена жила бабушка. Ох, и объелись мы тогда варениками с вишней…

Зачем все эти воспоминания сейчас? Кому они нужны кроме меня самого?

Хотя Коля был победителем уже даже не одного конкурса студенческих научных работ, партбюро не пустило его в аспирантуру. Почему? — Колька паталогически не умел подвирать. И во время собеседования на Ленгорах в комитете комсомола ляпнул, что НЕ читает газет вообще, поэтому не только не может назвать наизусть состав Политбюро ЦК КПСС, но и много что еще (!). Это была крамола в те годы, и его не пустили съездить по обмену в ГДР. Он попал после окончания МГУ во второстепенный НИИ гигиены труда. Кстати, оттуда притащил мне первую редакцию 16PF (до этого я не был знаком с этим тестом, так что именно он дал толчок моим занятиям по психометрической проверке этой методики).

Позже он работал со сборной страны (на базе ЦСКА собирали сборную СССР) по современного пятиборью и применил там свою незаурядную изобретательность как тренер-психолог (а заодно показал спортсменам, как надо управлять своими эмоциями при стрельбе — выбил мастерский норматив!). Эта команда пришла провожать Цзена на его похороны в полном составе — уважали…

Он делал частенько вид человека «не от мира сего» — совершенно равнодушного к таким вещам, как «отстранение от аспирантуры» (хотя был просто создан именно для большой науки, будучи блистательным математиком — выпускником олимпиадной 2-й московской школы). Но я-то знал, каким ранимым он был всегда…Не все однокурсники наши были вхожи в его дом, ибо он на самом деле немного стеснялся своего отца — человека, очень маленького роста, который был переводчиком когда-то у Мао Цзедуна, когда тот приезжал в Москву еще для встреч со Сталиным. И вот как-то Коля Цзен первый раз привел меня к себе домой и представил меня своей маме Анне Ивановне так: «Мама, а вот это тот самый Саша Шмелев, который меня спас от маразма, когда я дошел до совсем плохих мыслей о жизни прошлой весной. Помнишь?» Впрочем, тогда Колька перестарался с рекламированием меня для своих родителей. Те стали слишком часто ставить меня ему в пример… Это, пожалуй, ему в какой-то момент сильно надоело…

Когда мы стали взрослей и после 4-го курса оказались на лагерных сборах на военке (под Ковровым), то ребята нашего взвода студентов-психологов всегда очень нежно обращались к Коле «наш Цзенчик», ибо он щедро делился своими навыками саморегуляции, которыми тогда уже овладел и в которых нуждались ребята, когда замерзали по ночам в окопах на учениях… Все похудели на скудном пайке в лагерях. Один Цзен на наших глазах поправился… на 4 кило (!). Он шутил тогда: «В пище китайца обычно меньше калорий, чем в экскрементах у белого человека». Он и зарядку иногда утреннюю проводил в нашем взводе — делился совсем необычными утренними упражнениями «на растяжку и дыхание». Эти упражнения всем очень, как бы сейчас выразилась молодежь, «зашли» тогда. А как он страшно переживал тогда, когда мы получили извещение в Коврове, что погибла от удара молнии в Крыму наша однокурсница Таня Карпухина (в палатку туристическую ударила молния). Мы с ним ушли в лес тогда — подальше от палаток, он не хотел, чтобы остальные видели, что ему надо просто… «прорыдаться»… Он вообще не имел никакой «кожи», никакой психологической защиты, когда заходил разговор о чьей-то смерти… Поэтому-то он сам нуждался постоянно в освоении определенных психотехнических упражнениях… Но когда умерла от рака его мама (ему было тогда 29 лет только), он не выдержал этого испытания… Тяжело до сих пор об этом вспоминать и думать.

Я о нашей дружбе тем не менее вспоминаю с самыми нежными и теплыми чувствами. Зачем? Зачем? — Чтобы поделиться тем, как дружба вполне возможна между очень разными людьми. Очень разными по своему психофизиологическому устройству, по своему происхождению, по некоторым увлечениям. Мы все такие разные! Но мы можем дружить и понимать друг друга! Можем! — Для этого надо просто быть умственно и эмоционально развитыми людьми — развивать в себе интерес ко всем людям — к устроенным иначе, думающим немного иначе, чем ты, иначе переживающим, принимающим что-то очень и очень «близко к сердцу»…